Впервые напечатано в журнале «Эчмиадзин», 1949 (май-декабрь). Настоящий перевод сделан из серии «Литературное наследство», книга четырнадцатая «Воспоминания и портреты» Е. Шахазиз: совместное издание института литературы им. М. Абегяна Академии наук Армянской ССР и Музея литературы и искусства им. Е. Чаренца.
Ереван, 1980 г., напечатано в сокращенном варианте.
Перевод с армянского: Е. Барашьян. г. Феодосия, сентябрь-октябрь 2009 г.
Нас, племянников поэта Смбата Шахазизянца, было трое: Арменак, Симон и Ерванд. Наш отец Оваким ага Шахазизян из Аштарака скончался в 1857 г., и мы остались сиротами. Заботу о нашем воспитании, учёбе взял на себя дядя, в те времена учительствовавший в Лазаревском училище. Его стараниями и трудом мы трое были приняты воспитанниками в пансион Лазаревского училища. Все мы первоначальное образование получили в уездном училище Еревана.1 Арменак уехал, окончив курс обучения уездного училища, Симон со второго класса, а я со старших подготовительных классов.
Был июль 1870 г., когда ереванский купец Катцахохенц (Гуламирянц) Абгар привез меня в Москву и отдал старшему брату Арменаку, который уже закончил курс гимназических классов училища и в этом году собирался поступить в университет. Он вышел из пансиона и временно жил в квартире дяди, в стенах училища, а дядя был не в городе, а в деревне Царицыно, на даче. Арменак, оставив меня в квартире, сам поехал в Царицыно сообщить о моём приезде и получить рекомендации дяди – что необходимо сделать. В последующий воскресный день приехал и дядя. Он обнял меня, поцеловал, спросил о здоровье матери и аштаракцев. Был он среднего роста, хорошо одет, усы и бороду брил. Пришло время, и меня отправили на испытание в училище. Выяснилось, что в соответствии с возрастом знаний не имею: читаю и пишу по-армянски, по-русски читаю, заикаясь и с трудом различая буквы, а говорить по-русски совсем не могу и не понимаю. Мне 12 лет, и в соответствии с возрастом должен был сесть хотя бы во второй класс, но посадили в первый, говоря, что трудолюбием догоню своих товарищей из Шахазизянцев. Наш первый класс был просторной комнатой, с высоким потолком, среди трех нижних классов, окна которых выходили на улицу. 30-40 учеников сидели в соответствии с ростом, а возрастом все были ровесниками, кроме меня и одного мальчика – сына священника, приехавшего из Симферополя.2 Он был старше, но знаниями слаб, как и я, – обстоятельство, которое сближало нас, вынуждало с сочувствием относиться друг к другу и делало нас счастливыми.
Удивительным был мальчик, которого звали Вардгес Суренянц. Он не умел совершать мальчишеские шалости, живо бегать, играться; был скучным, медлительным и безгранично терпеливым, добрым и покорным. За такой характер все его любили, шутили над ним, стараясь рассердить, но не могли. Он все терпел и отвечал доброй улыбкой, и поэтому привыкли звать его «Паста», то есть медлительным, бесчувственным, что его не злило. Взамен всего этого природа одарила его такой способностью, которую не имел никто из нас – это его исключительная способность к рисованию. Он уроками мало занимался и поэтому плохо учился. Он часами сидел и рисовал товарищей, учителей, при этом удивительно правдоподобно и с тонким вкусом. Наш преподаватель рисования и черчения Жерен, часто ругавший тех, которые не умели без линейки и пятикопеечной монеты провести прямую линию и нарисовать круг, однако не находил слов восхваления для нашего Вардгеса, всегда ставя его в пример нам и предвещая ему большую будущность.
«Ребята, - говорил он, - умру, вы будете живы, ваш товарищ Суренянц станет большим художником, вспомните тогда мои слова». Однако нашего любимого Вардгеса крепко обидел учитель французского языка Августин Семен, которого мы звали «обезьяной». В училище распространился слух, что попечитель Хачик ага Лазарян приехал из Петербурга и своим посещением «осчастливил» училище. В назначенный день, часов 10-11 утра, нас приодели, строем провели в большой зал.
Стояли молча, пролетит муха – слышно. Внезапно открылась дверь и вошел попечитель. Он очень постарел и передвигался с трудом.
С одной стороны под руку вёл его наш директор Николай Давидович Делянов, с другой стороны – жена директора княгиня Голицына, сзади шли наш инспектор Геворк Кананян, две дочери директора и весь учительский состав. Он медленно приближался к ученикам и приветствовал почти неслышным голосом: «Приветствую учащихся». Потом, ещё больше приближаясь к ученикам, каждому из нас задавал один и тот же вопрос: «Кто ты, откуда ты, в каком классе, сколько лет?»
Потом, обращаясь ко всем ученикам, сказал: «Дети, я доволен вами, будьте прилежны». И, попрощавшись, вышел таким же способом. Мы больше его не увидели. Возвратившись в классы, продолжали уроки. Вардгес, используя время, нарисовал очень похожий портрет попечителя с очень большим армянским носом.
Мы отобрали у него этот портрет и повесили на высокую стену класса. Вошел учитель французского языка Август Августович Семен, которого, как я говорил, мы звали «обезьяной», взошел на трибуну и вдруг, увидев некрасивую картину и подумав, что это карикатура, побежал и привёл инспектора. Был допрос, кто её автор? Вардгес признался, что он, но это не карикатура, а истинный портрет. Инспектор, рассердившись, не выслушав художника, а позвав надзирателя, приказал бросить его в застенок.
И бросили нашего бедного «Пасту» только на хлеб и воду.
Слух распространился по училищу, приходили, смотрели на картину и считали очень удачной. Мы сказали, что Вардгес учился плохо и особого трудолюбия не проявлял. Не помню, с какого класса, ушёл, поступил, кажется, в Московское художественное училище3, потом слышали, что он уехал в Германию, поступил в Академию художников Мюнхена и, окончив её, стал известным художником. В годы пребывания за границей4 ему морально и материально помогал его старший брат Сурен5.
Возвратившись на родину, Суренянц получил приглашение Айрика и, прибыв в Эчмиадзин, не спеша и тщательно изучил орнаменты древних армянских рукописей, кафедральный собор, остатки орнаментов Овнатана и представил Айрику проект реконструкции собора.6 Прошли годы. Я уже окончил училище и служил в Нор-Нахичеване, когда в один из дней по неотложному делу поехав в Ростов, встретил его на улице. Нашлась пропажа, мы обрадовались, пошли завтракать и сердечно беседовали. По его мнению, все проведенные реконструкции, не достигнув цели, испортили кровлю собора, расшатали основание и обезобразили прекрасный вид древнего архитектурного ансамбля. Необходимо было Геворгу VI дать дополнительно формы древней архитектуры, восстановить лестницы основания, вскрыть кровлю, покрыть новыми плитками, связать их раствором мастерски. По его словам, он неоднократно был у Его святейшества и представлял опасное состояние собора.
Дело реконструкции растягивалось и откладывалось, и он, не имея возможности ожидания, вернулся в Ростов и принял приглашение армавирцев разрисовать креститель для новой церкви. После завтрака он повел меня в свою комнату и показал написанную и почти оконченную картину Богоматери, копированную с древнего портрета, привезенного из Эчмиадзина. Он ждал окончания строительства церкви, чтобы лично разместить в положенном месте. Мы от открытых, сердечных и товарищеских бесед с Вардгесом получили впечатление, что были использованы все способы восполнения и совершенствования искусства живописи, результатом которого явилось то, что он своими знаниями стал просвещённым, развитым интеллигентом и по всему искусным, разносторонне одарённым художником. Он побывал в Италии, Испании и Персии, изучил языки этих стран и вернулся с многочисленными этюдами. Он изучал европейские языки до такого совершенства, что смог переводить «Отелло», «Юлий Цезарь», «Укрощение строптивой» Шекспира,7 рукописные тетради переводов которых в настоящее время хранятся в нашем литературном музее.
В. Суренянц особенно любил армянские памятники древности, для чего дважды побывал в Эчмиадзине. В первый раз он был приглашен Айриком, а второй раз по собственной воле во время ванских событий. И оба раза оставался надолго. В первый раз он изучал орнаменты старинных рукописей, остатки орнаментов Овнатана и из их копий составил ценный альбом в 130 листов, а также составил общий план реконструкции собора и в течение года вел курс живописи в духовной семинарии Геворкян.
Во второй раз (1915-1916 годы) подготовил серию этюдов о ванских беженцах.8 Достойны внимания иллюстрации к книге Юрия Веселовского «Армянский поэт Смбат Шахазиз», сделанные Вардгесом Суренянцем, а также иллюстрации к книге «Годовщина юбиляра Смбата Шахазизянца», тоже сделанные его кистью.
Суренянц был также первопричиной создания Спендиаровым оперы «Алмаст». Он вдохновлял своего друга написать оперу на тему прошлой исторической жизни армян по произведениям Туманяна, и, чтобы возбудить его интерес, он предварительно подготовил декорации и рисунки одежд действующих лиц. Оба мечтали в скором времени увидеть на сцене армянскую оперу. Но их мечты не осуществились, оба они умерли преждевременно, и начатое большое дело осталось неоконченным.
Судьбу этого неоконченного дела решило правительство Советской Армении, которое завершило оперу талантом способных мастеров и поставило на сцене вновь построенного прекрасного здания оперы и балета. Суренянц, проучившись в училище живописи, скульптуры и архитектуры, закончив его архитектурное отделение, усовершенствовав свои знания за рубежом, трезво воспринимал и имел понятия в деле реконструкции древних монументальных строений, в частности, в деле реконструкции собора в Эчмиадзине.
Сожалеем, что до сих пор не найден представленный Католикосу его подробный план реконструкции собора в Эчмиадзине, чтоб ясно было для нас, на какой основе, на каких данных был построен этот план. В Ростове мы долгое время были вместе, пока он не уехал в Армавир. Здесь мы хотим добавить несколько слов о нашем прощании, чтобы завершить воспоминания о нём. Строительство армянской церкви в Армавире по проекту Нахичеванского городского архитектора Дурбаха завершилось, шло обустройство церковным имуществом.
Осталось только освятить портрет Крестителя и водрузить на свое место.
Сообщив обо всем этом мне, Вардгес сказал, что последний день перед отъездом решил побыть со мной. День был туманный, шел дождь.
Он пришел, готовый к дороге. Оба были грустные, чему соответствовала и погода дня, тихо и безмолвно сели кушать, когда выпили по стакану сладкого, очень принятого в Нахичеване греческого красного вина Сантуры, кажется, языки развязались.
«Давний друг-джан, помню, - сказал он, произнеся тост, - за все это время, что я здесь, твой дом был моим, твое покрывало моим, твой очаг моим, я отдыхал с тобой, около тебя. Я часто скитался в чужих краях, страдал, устал». «Вечная природа, – добавил он, подняв глаза кверху, – придет ли день, когда родится звезда света, чтобы смогли спокойно, безмятежно жить своим хлебом и водой, дышать нашим чистым воздухом, насытиться нашей прохладой, удовлетвориться нашим честным трудом, придет ли конец нашим страданиям?» Я не мог ответить на его отчаянные слова, по существу мое сердце без того было наполнено, побоялся, что заплачу, только произнёс несколько утешительных слов. Вечерело. Он встал и попрощался, чтобы я его не провожал, не любил этого. Мы обнялись, я горячими слезами смочил его лицо.
Вардгес ушел, я его больше не увидел. Я потерял его из глаз и больше не встретил живым. Прошло немного времени. Я получил известие, что он принял приглашение бакинского богача Хугасяна разрисовать строящуюся церковь в Ялте и уехал в Крым.
В. Суренянц там заболел и умер 7 сентября 1921 года.
Примечания:
1. Уездное училище в Ереване было основано в 1832 году. В 1843-1848 годах инспектором был Хачатур Абовян. В 1868 г. переименовано в прогимназию, а с 1881 г. - в гимназию. С 1920 г. - школа № 2 второй ступени, с 1925 г. - имени Хачатура Абовяна.
2. В годы моего ученичества в Лазаревском училище богословие преподавали вначале Мсер Мсерян, после его кончины – старший священник московских церквей тер Арутюн Кюркчян, а после кончины последнего – тер Акоп Суренянц – отец Вардгеса. Позже был переведен в Крым, в город Симферополь, а спустя три года переведен в Москву на должность священника и учителя богословия в Лазаревском училище.
3. Вардгес Суренянц в 1876 г. по ходатайству попечительского совета Лазаревского училища зачисляется на архитектурное отделение Московского училища живописи, ваяния и зодчества.
4. В. Суренянц в 1879 г. был принят в архитектурное отделение Мюнхенской высшей политехнической школы, а через год перевёлся на живописное отделение Мюнхенской художественной Академии. Прославляясь, как талантливый живописец, он в будущем с большим успехом трудился и в области архитектуры.
5. У Вардгеса имелся также старший брат Сурен, который очень помог ему морально и материально во время учебы за границей.
6. Для составления проекта реконструкции Эчмиадзинского собора Католикос Макар пригласил из Тифлиса архитектора Штерна. В связи с кончиной Католикоса Макара этот проект не был реализован. Вновь избранный католикос Мкртич (Айрик) поручил Суренянцу подготовить новый проект реконструкции, который тоже по ряду причин не был осуществлен.
7. Допущена неточность: переводил не «Укрощение строптивой», а «Король Ричард III», который был переведён еще в 1889 г. в Мюнхене и отправлен на отзыв Петросу Адамяну, от которого получена была положительная рецензия.
8. Из этой серии: более 30 рисунков беженцев из Вана, Сасуна, Алашкерта и других мест (бумага, картон, темпера, цветной карандаш и другие) ныне хранятся в Национальной галерее Армении.
