Научно-проектная документация по объекту культурного наследия федерального значения
Среда, Май 24, 2023348
Научно-проектная документация по объекту культурного наследия федерального значения
ПРИЛОЖЕНИЕ 3 К Акту государственной историко-культурной экспертизы проектной документации на проведение работ по сохранению объекта культурного наследия «Научно-проектная документация по объекту культурного наследия федерального значения «Церковь Стефана», XIV век, по адресу: Республика Крым, г. Феодосия, ул. Корабельная, д. 33-в, литера А», шифр КРМ-04/21
Историческая справка Церковь Святого Стефана в Феодосии (стр.125)
Общие сведения. Город-порт Феодосия расположен на юго-восточном побережье Крымского полуострова, на берегу одноименного залива, на склонах крайнего восточного отрога Главной гряды Крымских гор. Основан он в VI веке до н. э. греческими колонистами из Милета (на западном побережье Малой Азии, ныне в составе Турции). Удобная гавань, выгодное расположение на торговых путях и плодородная земля предопределили быстрый экономический подъем нового полиса. Он активно участвовал в средиземноморской хлебной торговле и со временем стал серьезным конкурентом для Боспорского царства, возникшего на берегах Киммерийского (Керченского) пролива в начале V века до н. э. Война между ними в первой половине IV века до н. э. завершилась победой Боспора. Полис милетян вошел в состав последнего, получив название «Феодосия» – «Богом данная». В IV – III веках до н. э. Феодосия стала важным экономическим центром Северного Причерноморья, крупнейшей гаванью Боспора. В конце II – начале I веков до н. э. она в составе Боспорского царства стала частью Понтийской державы Митридата VI Евпатора, а после его смерти ненадолго попала в зависимость от Рима. Упадок Феодосии начался с середины III века н. э. вследствие нескончаемых нашествий. В IV веке она была завоевана гуннами. Основными жителями здесь в тот период были аланы, предки нынешних осетин, которые свое местожительство называли «Ардауда» («Ардабда»), что в переводе означает «Семибожная». В V веке поселение отошло к Византии, в VI веке было захвачено хазарами, а затем вновь вернулось под контроль Византии. Но жизнь здесь постепенно угасала, и византийский историк-агиограф Епифаний Монах, посетивший Таврику / Крым в начале IX века, не нашёл в бывшей Феодосии никаких признаков человеческого присутствия. Возродила ее постепенно активизировавшаяся черноморская торговля. К середине XIII века некогда греческое поселение, известное уже как Кафа (Каффа), вошло в состав Золотой Орды. Последующий бурный расцвет был связан с появлением на Северном Причерноморье итальянцев, в первую очередь генуэзцев, обосновавших здесь свои торговые колонии. В 1261 году, заключив договор с Палеологами – правителями Византии, генуэзцы получили свободный доступ в акваторию Черного моря. Договор, заключенный затем с татаро-монголами, дал им право арендовать поселения и земли в прибрежной полосе Крыма и основать фактории. Первопоселенцем здесь считается Бальдо Дориа, предположительно осваивавший свой участок земли на правах частного владельца. В 1289 году в Кафу из Генуи был послан первый консул, а через год был утвержден первый ее Устав: Кафа стала самоуправляющейся городской коммуной. Архивные документы того периода зафиксировали активное присутствие здесь армянских, греческих и латинских торговцев. Однако в 1308 году генуэзцы были изгнаны из Кафы войсками хана Тохты и вернулись только в 1313 году, после воцарения на золотоордынском троне хана Узбека. Для учёта дел «Трапезунда, Персии, Турции и всего Чёрного моря» Республикой Генуи была создана специальная комиссия Комитет Газарии (Officium Gazariae), которая должна была ведать всеми делами генуэзцев в Крыму и на Чёрном море. В 1316 году был утвержден Устав Комитета Хазарии Генуэзской республики, который предполагал не только регулирование различных аспектов жизнедеятельности генуэзских торговых колоний, но и стремительное развитие Кафы, как центра этих колоний, с помощью привлечения новых поселенцев и предоставления им земельных участков для жительства. Подъем генуэзских торговых колоний (и не только генуэзских) в Крыму во многом был обусловлен переселением сюда нескольких тысяч армян-поселенцев, и, скорее всего, статьи Устава 1316 года, предполагавшие выделение в пригородах Кафы земель для новоприбывших, составлялись в первую очередь с учетом этих переселенцев. Источники дают основание предполагать, что миграция армян на Северный Прикаспий и Северное Причерноморье была согласована как монголо-татарами, так и с латинянами. Эти каря исстари были хорошо знакомы армянам, которые бывали здесь как ввиду военного сотрудничества с тем или иным правителем, так и в рамках торговой деятельности. Известно также об армянских общинах в городах Среднего и Нижнего Поволжья, а также Таврики-Крыма, оставивших заметный культурно-исторический след. О существовании такой армянской общины в догенуэзской Кафе позволяют судить две статьи Устава 1316 года, в которых речь идет о неприкосновенности «издревле» находившихся в городе трех армянских церквей, одна из которых даже была в разрушенном состоянии. Формирование многолюдной армянской колонии в Крыму в первой половине XIV века и бурный расцвет ее вплоть до середины XV века во многом были обусловлены давним плодотворным сотрудничеством армян как с итальянцами, так и с монголо-татарами. Сотрудничеством, которое развивалось в контексте политических и экономических приоритетов Киликийского армянского королевства, просуществовавшего на северо-востоке Средиземноморья в 1198–1375 годах. Именно падение княжеств крестоносцев на Ближнем Востоке и ослабление Киликии привели к изменению конфигурации мировых торговых путей и беспрецедентному повышению роли торговых городов Северного Причерноморья с начала XIV века. Таким образом, присоединившись к издавна проживавшим в Крыму своим соплеменникам, в большинстве своем занятым на торговом и ремесленном поприщах, многотысячные массы армян, переселявшихся на полуостров с начала XIV столетия, сформировали многолюдную колонию, развернули активную и многогранную (экономическую, культурную, общественную) деятельность. Наиболее сильным и процветающим был армянский переселенческий очаг в Кафе, отличавшийся беспрецедентно мощным экономическим (в его составе были богатые торговцы, владельцы ремесленных мастерских, банкиры) и культурным (архитекторы-строители, резчики, книжные мастера, писцы-каллиграфы, художники-миниатюристы, преподаватели-богословы, поэты, историки) потенциалом. Город Кафа состоял из цитадели и внешней крепости, окруженной рвом и двумя линиями оборонительных стен. Строительство внешнего фортификационного пояса началось со второй четверти XIV века и завершилось в 1472 году. В цитадели обосновалась администрация генуэзской фактории. Вокруг нее простирались католические кварталы. Греческие участки находились западнее и северо-западнее цитадели, где и располагались греческие церкви. Остальную часть территории внешней крепости занимали армянские кварталы. Об «издревле» имевшихся в Кафе церквях армян, греков и руссов (славян) сообщает Устав 1316 года, что дает основание заключить о существовавших здесь общинах этих народов задолго до появления генуэзцев. Армянский участок города догенуэзского периода находился юго-западнее цитадели, в окружении ныне существующих армянских церквей Сурб Саркис (Святого Сергия; перекресток улиц Ленина, Айвазовского и Морской) и Святых Архангелов (ул. Армянская, 11). Известное наиболее раннее упоминание первой церкви относится к 1330 году в связи с изготовлением для нее резных дверей. Вторая же построена в 1408 году на основаниях более древней армянской церкви. Скорее всего, церковь Сурб Саркис и предтеча церкви Архангелов были в числе «издревле» находившихся в Кафе армянских церквей, о которых упоминает Устав Кафы 1316 года, объявляя их неприкосновенность, а также неприкосновенность относящихся к ним земель при выделении участков новоприбывшим. Армянам из числа последних, в соответствии с Уставом 1316 года, были выделены обширные участки восточнее, южнее и юго-восточнее цитадели, где и находим большое число армянских церквей XIV–XV веков. Из них сохранились четыре, расположенные на территории заповедного участка «Карантин»: церкви Святого Иоанна Предтечи (Крестителя), Святого Иоанна Богослова (Евангелиста), Святой Пятницы (ошибочно называется также Святого Георгия или Святого Григория) и Святого Стефана. Через новый участок, скорее всего, проходил и водовод (канал), проложенный «епископом армян», о котором упоминает Устав 1316 года, провозглашая неприкосновенность его направления. Новые армянские участки Кафы, основание которых началось со второй декады XIV века и продолжилось до середины XV века, со временем расширившись к юго-западу и западу, присоединились с армянским участком догенуэзского периода, составив большую часть города. Соответственно, как свидетельствуют источники, внушительная часть внешнего оборонительного пояса Кафы была построена армянами для защиты собственных участков, почему и называлась «Армянская крепость» (Հայոց բերդ – Hayots berd). Переселенцы различных национальностей, прибывавшие в Кафу во второй половине XIV века и позже, обосновались с внешней стороны строящегося оборонительного пояса, сформировав городские предместья. Среди них были как армянские, так и мусульманские. Большая часть армянских предместий образовалась вокруг существовавших к тому времени армянских загородных монастырей. Среди них были предместья Кашот, расположенный вокруг монастырей Святого Георгия (сохранилась его одноименная церковь по улице Нахимова, 32) и Святой Анны (не сохранился), а также Топрах-кале (Тапарахл) с монастырем Святого Тэодороса (не сохранился). К середине ХV века городские предместья по площади значительно превзошли территорию внутри крепостных стен. К середине ХV века Кафа стала одним из крупных транзитных узлов в мировой торговой системе Восток–Запад. Население ее, отличавшееся национальной, религиозной и конфессиональной пестротой, достигло 70 тыс. человек, две трети которого составляли армяне. Следующими по численности были греки и итальянцы. Меньше было мусульман и иудеев, живших вне городских стен. Город был разделен на округи, или кварталы (contradi), которых было около 60. Каждый из кварталов был предоставлен одной определенной этнической группе, относящейся не только к одной определённой религии, но и к одной определённой конфессии. Так, например, генуэзцы, армяне и греки исповедовали христианство, но разные толки христианства. Они в разные дни отмечали великие христианские праздники, по-разному совершали богослужение и обряды. И поскольку церковь занимала первоочередное место в жизни средневекового человека, одни других считали еретиками, а те – третьих. Конфессиональные разногласия армян и греков даже доходили до вооруженных стычек. Даже в середине XVII века в столице ханства Бахчисарае зафиксирован такой случай. Именно поэтому кварталы, как правило, консолидированные вокруг своего духовного центра, были объединены в городские секторы, расположенные раздельно: в многонациональных средневековых городах каждая конфессия располагалась отдельно, держалась как отдельная закрытая система, несмотря на тесное сотрудничество их представителей на деловом поприще. Политическая ситуация ухудшилась после взятия турками-османами проливов в 1453 году. И хотя в том же году Республика Генуи уступила управление своими черноморскими торговыми колониями Банку Святого Георгия, их судьба уже была предрешена. В 1475–1476 годах Крым был завоеван турками-османами. Особенно жестокими были расправы с Кафой и Мангупом – столицей Феодоритов. Правитель Крымского ханства, всячески поддерживавший турецкое вторжение, за пособничество поплатился независимостью своего государства и стал вассалом османов. Что касается прибрежной полосы полуострова, находившейся под контролем генуэзцев, то она перешла под непосредственное ведение турок. И до 1774 года, то есть до подписания с Россией договора в Кучук-Кайнарджи, представитель султана, паша, восседал в Кафе, во дворце в цитадели, в котором некогда жил консул генуэзцев. С установлением турецкого господства христианское население Крыма, и первую очередь Кафы, понесло тяжелые человеческие, экономические и культурные потери. Больше всех пострадали армяне, составлявшие свыше половины жителей города: знатные купцы, банкиры, владельцы ремесленных мастерских были вырезаны, мастеровые – переселены в Малую Азию, юноши и девушки – проданы в рабство, спасшиеся массово оставили полуостров. Опустели крупные монастыри и школы, городские и сельские приходские церкви пришли в упадок. Экономика была разорена. Ситуация немного улучшилась лишь с начала XVII века. Назвать ее спокойной и благоприятной не приходится, но вполне можно охарактеризовать как устоявшуюся. Численность христиан несколько увеличилась на фоне абсолютного мусульманского большинства. Оживилась экономика, в частности торговля. Кафу, именуемую уже Кефэ, стали называть «Малым Стамбулом», «Крымским Стамбулом», «Пол-Стамбулом». Процесс вхождения Крыма в состав Российской империи (1771–1783 годы) также болезненно отразился на демографии крымских христиан, минимизировав их присутствие на полуострове. В 1778 году российское правительство, с целью подрыва хозяйственной инфраструктуры Крымского ханства и заселения своих южных приграничных территорий, переселило христиан полуострова, армян и греков (свыше 30 тыс. человек), в Азовскую губернию. Резкое снижение численности христиан на полуострове на рубеже XVIII–XIX веков, помимо всего прочего, привело к утрате архитектурного ландшафта на занимаемых ими территориях. Минас Бжишкян (Минай Медици), монах из армяно-католической конгрегации Мхитаристов в Венеции, пишет, что после взятия русскими Кефэ, город пришел в соответствие со своим прозвищем «Новое Кефэ», поскольку в нем мало что осталось от прежнего города. В ХIХ веке через Феодосийский порт велась международная торговля. У восточного прибрежья города, на востоке бывшей «Армянской крепости», была оборудована карантинная зона для прибывавших в порт кораблей. В 1802 году Феодосия стала уездным городом Таврической губернии, в 1804–1837 годах существовало особое Феодосийское градоначальство. С устройством Феодосийско-субашского водопровода, проведенного И. К. Айвазовским в 1888 году, во многом была решена проблема городского водоснабжения. В 1892 году открылось движение поездов по московско-феодосийской железной дороге, а через несколько лет закончилось строительство нового морского порта. В начале ХХ века Феодосия занимала видное место среди черноморских портовых городов. Неизгладимый след в ее истории ХIХ – начала ХХ веков оставили такие художники, писатели, ученые как И. К. Айвазовский, Л. П. Колли, К. Ф. Богаевский, М. А. Волошин, М. Л. Цветаева и другие. В 1811 году был открыт Феодосийский музей древностей, один из первых в Российской империи общедоступных музеев. В 1857 году из Парижа в родную Феодосию вернулся брат И. К. Айвазовского – архимандрит Габриел Айвазовский. По ходатайству российских властей он был назначен главой армянской епархии, простиравшейся от Новой Нахичевани (ныне в составе города Ростова-на-Дону) до Бессарабии. В связи с обоснованием в Феодосии Г. Айвазовский из Кишинева сюда перенес епархиальный престол. Главным духовным центром епархии стала церковь Святых Архангелов Габриела и Микаела по улице Армянской в Феодосии. Г. Айвазовский также из Парижа в Феодосию перенес издание журнала «Голубь Масиса», а в 1858 году добился главной своей цели – открытия училища (гимназии) в Феодосии для детей-армян. Оно получило имя своего попечителя Арутюна Халибова (Халибяна) и действовало с 1858 по 1871 годы. В типографии Халибовского училища, оснащенной наиболее передовой на тот момент техникой, издавалась учебная и публицистическая литература. В 1880 году в Феодосии открылась Картинная галерея И. К. Айвазовского – первый в Российской империи музей одного художника. В начале ХХ века в городе насчитывалось 22 учебных заведения, в том числе мужская и женская гимназии, реальное училище, учительский институт. В период советизации Феодосия развивалась как крупный промышленный, культурный и курортный центр Крымской АССР. Тяжелые испытания выпали на ее долю в годы Великой Отечественной войны: оккупация города с небольшим перерывом продолжилась с ноября 1941 года по апрель 1944 года. Героическую страницу в летопись ВОВ вписали участники Керченско-Феодосийской десантной операции (декабрь 1941 года – январь 1942 года). Участие Феодосии в войне отмечено орденом Отечественной войны первой степени. Феодосия наших дней – город республиканского подчинения, курорт, экономический и культурный центр Юго-восточного Крыма, крупный транспортный узел. В городе проживают свыше 100 тысяч человек разных национальностей. Известны картинная галерея И. К. Айвазовского, Музей древностей, Литературно-мемориальный музей А. С. Грина, объекты культурного наследия античного, средневекового и нового периодов, заметная часть которых находится в плачевном состоянии. Церкви Кафы–Феодосии. После установления турецкого господства многие церкви Кафы были обращены в мечети. К числу таковых относились более половины греческих церквей и почти все церкви католиков – свыше 30-и. Исключение составили лишь две католические церкви, одна из которых, церковь Святого Петра (Сан Педро), была выкуплена армянами. Именно по этой причине на территории бывших католических и греческих кварталов Кафы–Кефе находим большое число мечетей, что отчетливо видно и на старых планах города. Это церкви, переделанные в мечети. Из армянских церквей города лишь две были превращены в мечети и то к концу XVIII века. Остальные же в полной мере находились в распоряжении армянского духовенства. Важным сведением по этому поводу является сообщение М. Броневского от 1578 года. Обращаясь к бедственному положению Кафы, он пишет: «...только две католические церкви и армянские остались целы, потому что турки издревле оставили им (армянам) право иметь собственных священников для отправления богослужения». Другое дело, что армянское население города, резко уменьшившееся в численности, не было в состоянии содержать и использовать доставшиеся от предков все церковные здания. Сколько же было армянских церквей в Кафе? Генуэзские источники в 1316 году сообщают, как минимум, о трех. Согласно армянским источникам, к середине XV века, когда армянская колония переживала наивысший расцвет, в городе и его окружении существовало 45 армянских церквей и монастырей. По данным Дортелли д’Асколи, в 30-х годах XVII века в Кафе существовало 28 армянских церквей. Алоизиос Пиду свидетельствует об имевшихся здесь в 1660-х годах 24 армянских церквях. Пьер де Боплан, сообщение которого относится к середине XVII века, по этому поводу называет цифру 32, а Ла Мотре, побывавший в Крыму в 1711 году, свидетельствует о наличии в Кафе около 20 армянских церквей. В 1787 году священник Мартирос в рукописной книге «Историографический сборник» пишет, что в его детские годы в распоряжении армян Кафы было 29 церквей и поименно перечисляет их, а через 40 лет — уже 24. Шарль де Пейссонель, который в 1753 году находился в Крыму, сообщает о 24 армянских церквях Кафы, шесть из которых перестали действовать. Немецкий автор Тунманн в 70-х годах XVIII века повторяет сведение Боплана и пишет о существовавших в городе 32 армянских церквях. В посвященной Кафе одной армянской поэме XVIII века поименно перечисляются 24 армянских церкви города и даже приводятся некоторые сведения об их внешнем облике и расположении. Другой армянский источник XVIII века также поименно упоминает в Кафе 19 наиболее имущих армянских церквей и один монастырь, сообщив при этом размер дани, которую они платили в турецкую казну. Согласно сообщению каймакама Кафы, в 1783 году в городе существовало 24 армянских церкви и один монастырь, из которых действовали только церкви Святого Саркиса и Святых Архангелов. Армяно-католический монах Минас Бжишкян в 20-х годах XIX века, то есть приблизительно 40 лет спустя после переселения армян и греков полуострова в Азовскую губернию, упоминает в Феодосии 24 армянских церкви, из которых поименно называет 15. Согласно источникам середины и второй половины XIX столетия у армян города было всего четыре церкви, а остальные четыре церковных здания заняты были православными-русскими и использовались в различных целях. Ныне в Феодосии существует семь армянских культовых зданий, самые поздние из которых датируются началом XV века. Четыре из этих зданий переданы армянской религиозной общине города и используются по назначению. Три армянских церковных здания в заповедном участке «Карантин», в том числе и церковь Святого Стефана, используются православной общиной. Различия в приведенных выше сведениях о численности армянских церквей Кафы–Феодосии обусловлены не тем, что кто-то из авторов-очевидцев отнесся недобросовестно к составлению сообщения, а тем, что каждый из них в зависимости от временного периода по-своему увидел ситуацию, застал город с тем или иным количеством действовавших (!) армянских церквей. Различия вызваны постоянным изменением численности служивших армянам церквей, обусловленным исторической судьбой армянской колонии: большая часть святынь, существовавших в середине XV века, переставая действовать, постепенно разрушилась и к новейшим временам безвозвратно исчезла, другие периодически восстанавливались и возобновляли свою деятельность. По-иному обстояло дело с монастырями. Все они прекратили свое существование. Те из монастырей, которые располагались в городских и сельских пригородах, стали использоваться как обычные приходские духовные центры, а те, которые действовали как уединенные монашеские обители, опустели и вскоре разрушились. Армянам и грекам в Крыму оставили по два монастыря как резиденции духовных правителей этих конфессий. Один армянский и один греческий монастыри из этих четырех располагались на землях ханства (соответственно, монастыри Сурб Хач (Святого Креста) близ Старого Крыма и Свято-Успенский близ Бахчисарая), два других – на землях османов (армянский монастырь Святой Богородицы в Кафе и греческий Свято-Георгиевский монастырь в Балаклаве). При этом армянские архиепископы, восседавшие в монастыре Святой Богородицы в Кафе и в монастыре Сурб Хач вблизи Старого Крыма, являлись теми христианскими духовными главами, с которыми, соответственно, турецкая и татарская администрации решали вопросы христиан. По сообщению Шарля де Пейссонеля, к середине XVIII века в Кафе было 24 армянских церкви, шесть из которых «не были посещаемы, и иногда на год откупались священниками, которые, не имея занятий при других церквах, здесь надеялись чем-либо поживиться от богомольцев». Не сообщается, какого вероисповедания были священники, временно арендовавшие церковные здания, но необязательно, чтобы это были армяне. Согласно автору, в турецкий период представители различных ветвей христианской церкви «были нарочито согласны служить обедню в случае нужды одни у других, и архипастырское послание давало им право на то». Далее он разъясняет, что «великий султан в позволениях, кои давал армянским епископам, не различал никакого вероисповедания. Таким образом, всяк платил епископу и армянским церквам за права, называемые Патриархальные, и позволялось отправлять в оных требы, за кои платилось, как то крестины, свадьбы и погребения. Более всего повредило христианам в Крыму упрямство, оказанное армянами во время чумы 1713 года погребать умерших при своих церквах, кои были у них обще с католиками, и тут и другие были жертвами сего пустосвятства...». Отсюда становится понятным, почему Бордье относит расположенные в нынешнем Карантине церкви Святого Иоанна Предтечи и Святого Иоанна Богослова к армяно-католическим, при полном несогласии с этим армянских источников соответствующего периода. Оказывается, указанные церкви служили здешним армянам традиционного вероисповедания и одновременно периодически предоставлялись католическому приходу для отправления различных служб. Видимо, подобное экспериментировалось и с греческими общинами города, только в церквях восточного участка Армянской крепости (нынешний Карантин), где численность армянского населения к XVIII столетию заметно убавилась. Не случайно, в 1799 году российские власти вернули армянам города участок вокруг церквей Святого Саркиса и Святых Архангелов, именуя его «Армянской слободой». Очевидно, что именно здесь было сконцентрировано армянское население города перед переселением 1778 года. Пейссонель свидетельствует также, что татарские князья отвергали всякие просьбы и аргументы христиан, основанные на их рассуждениях по обряду богослужения и вероисповеданию, имея снисхождение «к армянам только потому, что великий султан давал барат или привилегию их епископам». Таким образом, даже в середине XVIII века турецкие правители признавали за армянским духовенством права, о которых сообщает еще М. Броневский в XVI веке, а именно — иметь собственные церкви и собственных священников для отправления богослужения. Великий султан, не вникая в богословские нюансы, давал позволения лишь армянским епископам. Следуя султану, турецкие и татарские правители Крыма оставались безразличными к разногласиям христиан в вопросах догмата, обряда и вероисповедания в целом, имея снисхождение лишь к армянам. Вследствие этого христиане-неармяне, не обладавшие необходимым количеством церковных помещений, платили армянскому епископу, получавшему привилегии, или «барат», от султана, а также армянским церквям за патриархальные права, по которым получали разрешение временно вести службу и совершать таинства и обряды в армянских церквях. Это положительно отражалось на состоянии древних армянских церковных зданий, поскольку пустовавшие бесхозные сооружения укреплялись, а разрушавшиеся даже восстанавливались с разрешения властей. Со временем та или иная часть христиан-неармян прикреплялась к какому-нибудь пустовавшему армянскому культовому зданию и делала свое пребывание в нем постоянным, за определенную плату получив некие права н него от армянского епископа. Перейдем к греческим церквям. Источники XIV–XV веков упоминают в Кафе 13 греческих церквей. В турецких переписях населения, проведенных в первой половине XVI века, упоминаются восемь греческих церквей. Эти данные в определенной степени противоречат сведениям М. Броневского, сообщавшего, что во второй половине того же века в городе сохранились только две католические и армянские церкви. Понятно, что основной удар турецкого ятагана пришелся именно по церквям латинян и греков, большинство которых еще в XV веке было обращено в мечети. Но уже в 30-х годах XVII века, по сообщениям д’Асколи, в Кафе было до 15 греческих церквей. По утверждению современных авторов, в конце XVIII века в городе существовало 11 греческих церквей, хотя Ла Мотре в 1711 году по этому поводу называет цифру 7, а Пейссонель в 1753 году — 8. Помимо этих 11-ти существовали и три разрушенных греческих церкви. Значит, в общей сложности в конце XVIII века в Кафе было около 14 греческих церквей. Возникает вопрос: за счет каких зданий численность указанных в турецкой переписи 8-ми греческих церквей возросла до 15 или 14-ти, если греческое духовенство фактически находилось в бесправном положении? Мнение о том, что в турецкой Кафе некоторые из переделанных в мечети греческих церквей могли быть возвращены греческой общине и заново освящены, не является убедительным. Учитывая приведенные выше сведения, можно сказать, что численность греческих церквей возросла за счет именно пустовавших армянских культовых зданий, заново освященных и получивших новые имена. Отсюда и несовпадение названий половины греческих церквей, указанных в источниках XV века, с названиями, присутствующими в сообщениях XVIII века. Обстоятельство, безусловно, заслуживающее внимания, так как название церкви, то есть ее посвящение какому-либо святому или святодействию, в течение времени не меняется, если не имело место вторичное освящение. С учетом этого, можно сказать, что Ла Мотре и Пейссонель в XVIII веке упоминают в Кафе 7–8 греческих церквей, подразумевая исконно греческие духовные центры и не включая в указанные числа временно арендованные церковные здания. Таким образом, в период турецкого господства некоторые из армянских пустовавших церковных зданий Кафы путем аренды занимались представителями других конфессий — католиками и греками. Именно передачей армянских церквей грекам обусловлен тот факт, что на одних картах, планах, изображениях, а также в письменных источниках одно культовое заведение под одним названием значится как армянское, а в других — то же здание, уже под другим названием, значится как греческое. Составители первых исходили из этноконфессиональной принадлежности его основателей, а вторых — конкретных пользователей на том этапе. Причем последние составляли заметное число, поскольку значение культовых сооружений в основном рассматривалось не в контексте их возраста, исторической, архитектурной, художественной ценности или же национального и конфессионального происхождения основателей, а в контексте их принадлежности на тот момент той или иной религиозной общине, которая там вела богослужение по своему обряду. Естественно, православное духовенство, обосновавшееся в преждебывших армянских церквях, в определенной степени меняло их облик в соответствии со своим вероисповеданием и обрядом. Таким образом на некоторых армянских средневековых памятниках Кафы (и не только) появлялись следы православия, становившиеся причиной для ошибочных предположений даже по поводу таких памятников, как церкви феодосийского Карантина, территория которого в XIV–XV веках полностью была занята армянами. Памятников, средневековый армянский след на которых и вокруг которых отчетливо прослеживается. Церковь Святого Стефана. Объект, указанный в Едином государственном реестре объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов РФ как «Церковь Стефана, XIV век» (адрес: Республика Крым, г. Феодосия, ул. Корабельная, д. 33-в, литера «А»), находится в заповедном участке «Карантин», на небольшой возвышенности в крайней юго-восточной части бывшей Армянской крепости. Местонахождение церкви на территории Армянской крепости свидетельствует о ее построении после утверждения Устава 1316 года. А расположение на юго-восточной окраине этой крепости, в некой удаленности от армянских церквей Иоанна Предтечи и Иоанна Богослова, основанных в той же части крепости в первой половине XIV века, дает основание датировать ее более поздним периодом, поскольку крайняя юго-восточная окраина Армянской крепости начала осваиваться позже, с начала XV века. Архитектура. Церковь Святого Стефана (по арм. – Сурб Степанос), или Святого Стефана Первосвидетеля, относится к типу одноапсидных зально-сводчатых сооружений, построенных из бутового камня на известковом растворе. Внешний облик здания довольно чёток. Он состоит из удлиненного прямоугольного объёма, перекрытого двухскатной кровлей, и примыкающей к нему апсиды в виде полуцилиндра с коническим покрытием. В зависимости от рельефа апсида ориентирована не строго на восток, а на несколько градусов сдвинута на юг. Внешние габариты основного прямоугольного объема: 12,0 х 8,7 м. Внутренние: 10,5 х 6,9 м. Полукружие апсиды выступает на 2,6 м. Внешняя и внутренняя ширина плеч апсиды – 0,9 м и 0,8 м, соответственно. Храм выложен из известкового бута на известковом растворе, замешанном на крупном морском песке. Бутовый камень, подтесанный с лицевой стороны, выделяет фактуру кладки. Швы тщательно обработаны затиркой. Использована техника двухлицевой кладки с внутренней забутовкой. Углы здания сложены вперевязь. Стены по верху обведены тонким карнизом из скошенных в нижней части плит. Толщина северной и южной стен – 0,9 м, западной – 0, 8 м. Толщина стены апсиды – 0,7 м. Высота стен – 5,8 м. Свет, по аналогии с небольшими однотипными средневековыми церквями крымских армян, изначально поступал через два маленьких окна, расположенных на продольной оси здания. Одно из них находится в центре апсиды (размеры: 0,2 х 0,4 м; арочное, под углом расширяющееся в сторону интерьера), а второе – в щипце (размеры: 0,3 х 0,5 м). Впоследствии, очевидно в XIX веке, появилось еще несколько окон прямоугольной конфигурации. Три из них находились в северной стене в 2,2 м над полом (размеры: 0,8 х 1,2 м). Согласно акварельному рисунку К. Ф. Богаевского они имели свои визави в южной стене. Еще одно окно было открыто в западной стене, южнее дверного проема на высоте 1,2 м от уровня пола (размеры: 0,6 х 0,7 м; обрамлено четырьмя каменными блоками). Назначение его точно не установлено. По Д. Маркову оттуда прихожанам выдавали свечи и порфиру. Ныне все поздние окна заложены либо полностью (все три окна в южной стене и одно окно в северной), либо только снаружи. Художественный акцент западного фасада – дверной проём, несколько сдвинутый с продольной оси здания на север (размеры: 1,9 х 0,9 м). Он увенчан показательной для памятников крымских армян небольшой стрельчатой нишей (ложный тимпан), охваченной такого же контура ободом на консолях. На одной из старых фотографий церкви видно, что внутри ниши, по сложившейся традиции, была помещена роспись. Наиболее раннее изображение внешнего вида церкви сохранилось на литографии В. Руссена. Она помещена в альбоме Е. Вильнева, вышедшем в свет в 1853 году. На этой литографии видны детали, которые отличают ситуацию тех лет от сегодняшней. Так, в северной стене здесь два прямоугольных окна, а нижнее прямоугольное окно справа от входа отсутствует. Отсутствует также стрельчатая ниша над входом и окаймляющий ее обод на консолях. Прямоугольный дверной проем лишен всякого декора. По-иному устроен и фонтан, находящийся севернее церкви. Вместо поверхностной килевидной ниши, сегодня украшающей фасад тумбы фонтана, видна глубокая ниша с полуциркульным верхом. По мнению О. Халпахчьяна, к XIX веку следует отнести и пробивку узкого проёма на правом краю северного фасада. Видимо, проём, заложенный в процессе одной из реставраций, был открыт в связи с использованием здания в хозяйственных целях. Архитектура храма исследована доктором архитектуры О. И. Халпахчьяном в 1980-х годах. Он пишет, что площадь молитвенного зала по пропорциям близка к квадрату, а высота (от пола до верхней точки свода – 7,2 м) почти равна ширине, что придает интерьеру видимость просторности. Сводчатое перекрытие поддерживается двумя близко расположенными стрельчатыми арками, которые опираются на консоли, выложенные из тёсаных каменных блоков и украшенные сталактитовым орнаментом. Средний пролёт несколько меньше крайних, чем акцентируется внимание на центральной части перекрытия. Полуциркульная в плане алтарная апсида с низкой солеей (20 см) завершается стрельчатого контура конхой, гармонирующей с очертанием подпружных арок: этим создается единство внутренних объёмов – алтарной апсиды и молитвенного зала. А устроенный в западной стене единственный вход, несколько сдвинутый на север, позволяет воспринимать интерьер в небольшом ракурсе. Четыре железных тяги, связывающих северную и южную стены церкви, имеют выдающиеся снаружи концы и крепления. Несмотря на важную роль в поддерживании конструкции здания, они в значительной степени уродует его внешний вид. Двухскатная и полуконическая составляющие крыши покрыты черепицей. В 1990-е годы на конке, над входом, установлен небольшой крест с орнаментальным основанием. Важным составляющим художественного убранства интерьера церкви являются частично сохранившиеся росписи. Помимо персонажей Ветхого и Нового заветов в композицию сцен включены изображения общих видов и фрагментов различных монументальных купольных зданий, включая и культовые. Использованы также растительные и геометрические орнаменты, в частности – на подпружных арках. К сожалению, до нашего времени сохранились лишь небольшие фрагменты росписей на поверхности западной стены и в алтарной апсиде. Гибель фресок продолжался до недавнего времени, и то, что ещё в 1945 году существовало, в настоящее время уже значительно утрачено. Представление о динамике состояния росписей в течение ХХ века можно составить по описаниям Д. Маркова, Н. Барсамова и А. Полканова, О. И. Домбровского, Н. Б. Салько, Э. М. Корхмазян, Е. А. Айбабиной. Наличие греческих надписей на росписях, именных указателей, сопутствующих изображенных персонажей, послужили основанием для ряда авторов, чтобы отнести саму церковь к числу греческих, то есть считать ее построенной, расписанной и посещаемой греками. Указывается и греческое название церкви – Святого Дмитрия. Однако детальное изучение материала показывает, что церковь была армянской, но впоследствии, скорее всего, в конце XVIII века, здание ее было отдано грекам в аренду архиепископом армян на вполне законных основаниях. Исторические сведения и атрибуция. Средневековые письменные источники, сохранившие несколько упоминаний церкви Святого Стефана, подтверждают ее датировку началом XV века. Наиболее раннее из них относится ко второй четверти XV века. Так, известно датированное 1438 годом послание армян Кафы к католикосу Армянской церкви, в котором они сообщают о своём намерении принять участие в предстоящем соборе, созываемом во Флоренции. Среди лиц, подписавших послание, есть и некий священник Симеон – представитель церкви Святого Степаноса (Стефана) в Кафе. Далее, в одном армянском Евангелии, перенятом (переписанном) в Кафе в 1456 году, говорится, что оно заказано неким господином Аветыком и преподнесено в дар церкви Святого Степаноса (Стефана) в Кафе, которая построена священником Хачатуром, сыном господина Григориса. Таким образом, приведенные источники не только упоминают служителя и заказчика церкви Святого Стефана, но и дают возможность датировать ее второй четвертью XV века: церковь упоминается в 1438 году, а в 1456 году еще помнят ее донатора – священника Хачатура, сына господина Григориса, и считают актуальным упоминание его имени. Есть два важных упоминания церкви Святого Степаноса в армянских источниках третьей четверти XVIII века. Первая из них – «Поэма о 24 армянских церквях Кафы», в которой церковь характеризуется как маленькая часовня: «Святой Степанос – первосвидетель / Это – маленькая часовня». Разумеется, речь идёт не о размерах церкви – остальные не больше этой, а о крайней малочисленности её прихода. Определение «часовня» констатирует, что на тот момент армянского священника здесь уже не было. Второй источник – свидетельство о ежегодно выплачиваемых армянскими церквями Кафы налогах в казну султана. Деньги передавались через константинопольского армянского патриарха. Согласно этому документу, церковь Святого Степаноса платила султану пять флоринов в год. Подытоживая, можно сказать, что церковь Святого Стефана действовала вплоть до переселения крымских христиан в Азовскую губернию в 1778 году, продолжала оставаться в ведении армянского архиепископа, платила дань султану, при этом была малозначимой в материальном отношении, армянского прихода и священника не имела. Примечательно, что в списках каймакама Кафы от 1783 года, в числе армянских церквей Кафы упоминаются два духовных центра с интересующим нас названием: Святого Стефана и Святого Панаса. Последнее является краткой формой имени «Степанос», или «Степанас». Несомненно, вокруг церкви Святого Стефана существовали постройки различного назначения. Из них сохранился фонтан с чистой родниковой водой, неоднократно восстановленный и даже реконструированный. Он расположен с северной стороны церкви. Лицевой фасад прямоугольной тумбы фонтана декорирован аркой и обращён на север, в сторону небольшой площадки. Минас Бжишкян, относивший церковь Святого Стефана к числу армянских, в 20-х годах XIX века прочел армянскую надпись (не сохранилась) на фронтоне фонтана. Она гласила, что фонтан построен в 1491 году «в память о Вардэресе и его супруге Нур-Мелик». Вторая надпись (также не сохранилась) свидетельствовала о восстановлении фонтана «магдуси Акобом» в 1643 году. Выше надписей, на фронтоне, был размещен рельеф, изображавший Святого Агнца, или Агнца с лабарумом (символическое изображение Христа), излюбленный мотив как крымских армян, так и латинян. Впоследствии было еще несколько прочтений и публикаций этих надписей, равно как и упоминаний рельефа. В середине XIX века в Париже несколькими выпусками вышел в свет упомянутый выше Альбом Вильнева – «Исторический и художественный альбом Тавриды», подготовленный заведующим Феодосийским музеем древностей Е. Ф. Вильневым. Он включал 35 литографий В. Руссена, изображавших виды историко-архитектурных памятников Крыма. Три из них запечатлели внешний и внутренний облик церкви Святого Стефана, в том числе росписи, отчасти уже утраченные. В альбоме церковь значится как греческая. Название ее не приводится. В 1860 году в Феодосии, в журнале «Радуга» – русско-французском приложении армянского журнала «Голубь Масиса», вышла в свет статья «Об остатках древних армянских церквей в Феодосии». В ней, по всей вероятности составленной самим редактором Габриелом Айвазовским, рассматриваемая церковь определена как армянская церковь Святого Стефана и связана в один комплекс с близлежащим армянским фонтаном. Армянские надписи, бывшие на фонтане, в статье приводятся. Говорится также о росписях в интерьере церкви: «Она особенно замечательна по сохранившимся в ней до сих пор фресковым изображением, над алтарем и над дверью, при входе. Заметно, что фрески эти несколько раз покрывались штукатуркой; но она отваливалась, а краски фресок и изображения мало утратили своей яркости и живости; это особенно можно сказать о фресках над алтарем, где одежда и лица святых видны явственно и отчетливо». В 1872 году М. П. Погодин к своей статье «Феодосия и Судак» приложил «План города Каффы, 1784 г.», в экспликации которого рассматриваемый храм также определен как «Армянская церковь св. Стефана с фонтаном 1491 г.». Высказывалось сомнение по поводу того, что план этот, являющийся ретроспективной компиляцией, воспроизводит аутентичные данные конца XVIII века по атрибуции указанных на нем объектов. Скепсис распространяется в первую очередь на пункт «Армянская церковь св. Стефана с фонтаном 1491 г.». Но выбрав такую позицию, следует признать, что вплоть до выхода в свет статьи М. П. Погодина в 1872 году атрибуция означенной церкви, как армянской церкви Святого Стефана, продолжала бытовать и бытовать на вполне объективных основаниях. Близость двух сохранившихся объектов очень плотной к середине XV века городской среды – фонтана с армянскими литографиями и церкви с греческими надписями – даёт основание объявлять их изначально взаимосвязанными, поскольку вокруг церкви располагался ее приход, а фонтан стоит на территории, некогда занимаемой этим приходом. Поскольку армянские литографии четко датированы (1491 и 1643 годы), то армянская атрибуция самой церкви очевидна. Другое дело, что в поздний период турецкого владычества, скорее всего во второй половине XVIII века, она, будучи пустовавшей, армянским архиепископом была сдана в аренду грекам. Именно этим можно объяснить появление греческих надписей. Последние либо были приписаны к уже существовавшим росписям, либо церковь была расписана после утверждения в ней греков. Но возможен и третий вариант. Так, специалисты, изучавшие росписи церкви Святого Стефана, пришли к общему заключению об ощутимой разнице в стилях их выполнения и об участии, как минимум, двух мастеров. Э. М. Корхмазян связывает это явление с перестройками, имевшими место в хронологически удалённых друг от друга периодах и замене попорченных росписей новыми, выполненными менее квалифицированными мастерами. Поэтому возможно, что часть росписей существовала еще с армянского периода истории церкви и греками была дополнена новыми. Как бы то ни было, греческое духовенство предприняло и другие изменения в интерьере арендуемой церкви: была заложена святая купель в северной стене, удалено алтарное возвышение, расписаны стены. Итак, несмотря ни на что, новые пользователи твёрдо обосновались в церкви и без опасений относительно её возвращения вложили средства на различные мероприятия. Архиепископ Херсонский и Таврический Гавриил все церкви феодосийского Карантина (и не только) связывал с греками. Он писал, что в расположенной в Карантине церкви Святого Димитрия служба прекратилась после ухода греков. Однако, указанная им церковь Святого Дмитрия не идентична с церковью, украшенной росписями. Последняя у него фигурирует под названием «Благовещение». Помимо указанной церкви Святого Димитрия, архиепископ Гавриил сообщает и о другой одноименной святыне, расположенной «в 200 саженях от Соборной, к подошве горы». Упоминания греческой церкви Святого Димитрия в Кафе относятся к 1386 и 1471 годам. Вблизи нее, как полагает М. Баляр, некогда располагалась «ложа греков» (logia Graecorum) – резиденция духовного правителя греческой общины. Название церкви Святого Димитрия присутствует также в списках греческих церквей, составленных метрополитом Игнатием и каймакамом Кафы в 1783 году. Однако нет никаких доказательств о том, что средневековая армянская церковь Святого Стефана в и средневековая греческая церковь Святого Дмитрия идентичны. Это были разные приходские церкви, расположенные в разных районах города: первая в армянском секторе, вторая – в греческом. Сначала XIX века церковь Святого Стефана оказалась на территории карантинной зоны. Старинное здание ее использовалось для разнообразных карантинных нужд, что привело к серьёзным повреждениям. Западная и восточная стены, включая и апсиду, треснули: фотография 1909 года даёт представление о широких трещинах на западной стене. Чтобы предотвратить дальнейшее разрушение, здание пришлось с севера укрепить деревянными подпорами. Заведующий Феодосийским музеем древностей Л. П. Колли сообщал об этом в Таврическую ученую архивную комиссию в 1911 году. Последовали технический ремонт здания (с конца 1911 года и в 1912 году) и его исследование Д. Марковым. В ходе ремонта трещины были заложены, а северная и южная стены – стянуты железными связями. Для того, чтобы пробить каменные стены, использовались пороховые заряды. После завершения исследований Д. Марков в 1912 году опубликовал статью о рассматриваемой церкви, определив время ее постройки «не ранее ХV столетия». В своей работе он оставил храм безымянным, назвав семь признаков несомненной его «греческой принадлежности»: небольшие размеры, незначительный выступ алтарной апсиды, приземистость двускатной крыши, близкая к цилиндрической форма свода, невысокое алтарное возвышение, сходные с византийскими облик и программа росписей и, наконец, греческие надписи в составе фресок. Из всего перечисленного реальными аргументами являются невысокое алтарное возвышение (солея), высота которого в армянских церквях традиционно составляет 80–90 см, и греческие надписи к росписям, поскольку все остальное в той или иной степени характерно как для архитектуры крымских греков, так и армян. По поводу греческих надписей, приписанных к росписям, уже говорилось выше, поэтому перейдем к вопросу о солее. Как показывает литография Руссена, в середине XIX века алтарного возвышения в церкви не было вообще. Оно появилось позже. Не было и ниш в алтаре, столь необходимых при богослужении. По всей вероятности, после перехода церкви к грекам алтарное возвышение было удалено, а имевшиеся ниши, оказавшиеся слишком высоко, были заложены, оштукатурены и покрыты росписями. Неряшливо выполненная ниша в алтаре, имеющаяся на сегодняшний день, появилась позже и не имеет отношения к средневековой истории церкви: не мог мастер, искусно выполнивший подпружные арки свода и орнаменты на консолях, быть столь беспомощным при выполнении ниши. В 1927 году храм пострадал от землетрясения: стена апсиды рассеклась надвое, образовалась трещина, разорвавшая фреску. Гонения на церковь препятствовали сохранению церковных зданий, однако директору Феодосийского музея краеведения Н. С. Барсамову удалось добиться субсидий от Феодосийского совета. Было выделено около 120 рублей на восстановление церкви. Эту работу поручили Н. С. Барсамову и художнику К. Ф. Богаевскому, который хорошо знал средневековое архитектурное наследие Кафы-Феодосии. Оба живописца приложили усилия к заделке щели и консервации росписей. Следующая реставрация памятника проводилась в 1955–1956 годах, после того как в церкви некоторое время был оборудован склад горюче-смазочных материалов рыбацкой артели. Были восстановлены черепичное покрытие кровли, каменный пол, дверь, лестница, укреплена и дополнена штукатурка стен. У северной и восточной стен был устроен приямок, а по периметру здания – отмостка из камня. Но здание пустовало, с годами кровля обветшала, росписи от сырости стали осыпаться. В 1995 году здание церкви было передано православной общине. По свидетельству краеведа О. В. Павлова, из-за протекавшей крыши разрушилась значительная часть штукатурного слоя вместе с росписями. Самостоятельное заделывание щелей прихожанами, без соблюдения соответствующих норм, встретило противодействие прокуратуры, милиции и исполкома, но в итоге работа была осуществлена. В 2012 году, при содействии ЮНЕСКО, реставраторы Национального заповедника «София Киевская» произвели комплекс охранных мероприятий, прежде всего – профессиональную консервацию фресок (включая их покрытие защитным составом), а также исследования пигментов. Росписи. Ввиду давности выполнения, красочный слой росписей церкви Святого Стефана сильно поблёк, местами даже ничего не просматривается. Тем не менее, можно установить преобладание в колорите охристых тонов на общем синем фоне. Показательно сочетание тёмных и светлых оттенков, приобретших со временем сероватый цвет. По мнению Д. Маркова, содержание росписей в алтарной апсиде заменяло собой иконостас, в соответствии с чем, по-видимому, были определены и сюжеты представленных сцен. В настоящее время росписи сохранились в конхе апсиды, на арке, справа от алтаря на простенке, на своде ближайшей ко входу арки северной стены, на западной стене. Наиболее значительные остатки живописи – в апсиде и на западной стене. Росписи в апсиде делились на ярусы красной полосой. Сохранились фрагменты двух ярусов и следы третьего в нижней части конхи. Памятник исследовался О. Домбровским, Н. Салько, Э. Корхмазян. Одним из первых был И. Э. Грабарь, который искал в Крыму работы Феофана Грека. В своем письме от 6 мая 1927 года он писал: «Фрески, предположительно приписывавшиеся на основании моего “Феофана Грека” – Феофану, оказались его времени, но совершенно другого мастера». Ныне гипотеза об авторстве Феофана Грека сохраняет актуальность как способ привлечения внимания к памятнику. Предполагая авторство Феофана Грека, И. Э. Грабарь, скорее всего, имел в виду сцену «Деисус» в конхе алтаря, и если он не ошибается, датируя его временем Феофана, то есть началом XV века, то эта роспись появилась в армянский период истории церкви. К стати, «Деисус» не имеет греческих надписей. В том же 1927 году А. П. Смирновым в Академии истории материальной культуры был прочитан доклад «О росписи Феодосийской карантинной церкви». Анализируя памятник, автор отнес его ХVI веком. Итак, в конхе алтарной апсиды изображена сцена «Деисус» с сидящим на троне Христом (сохранилась только нижняя часть персонажа). Слева стоит Богоматерь, справа – Иоанн Креститель. По определению Эммы Корхмазян роспись выполнена «в так называемой греческой манере, характерной для многих восточно-христианских и славянских памятников XIV века. Несколько вытянутые стройные фигуры Христа, Богоматери и Иоанна Крестителя написаны умелым, талантливым мастером в широкой смелой манере. Легко и свободно ниспадают вниз складки их одеяний. Очертания голов и особенно изящного рисунка выразительных рук – характерны для лучших произведений живописи XIV–XV веков». Сохранилось описание сцены «Деисус», относящееся к 60-м годам ХХ века, когда памятник был в более благополучном состоянии. Просматривалась значительная часть фигуры Христа в хитоне и гиматии, с Евангелием в деснице. Над головой Его был крестовый нимб, украшенный узором в виде драгоценных камней и жемчуга, под ногами – скамья-суппедион. Фигуры композиции помещены на фоне узорчатой драпировки. Над сценой, в полукруге, отделенном красной полосой, было изображение Спаса Нерукотворного. Лик, на сегодняшний день полностью утраченный из-за разрушения штукатурки, окружен темно-оранжевым нимбом с узорным крестом и написан на светло-голубом узорчатом плате; фон темно-оранжевый. Проём конхи сверху обрамлён радужной аркой, состоящей из трех разделенных белой линией зигзагообразных полос, изломы которых окрашены в разные цвета. По сторонам апсиды был изображён «Ряд пророков». Наверху, с северной стороны, сохранился образ пророка Аввакума с хартией в руке. К этому персонажу приписана греческая надпись. Ниже Аввакума изображен еще один персонаж – молодой пророк, возможно, Давид. Оба портрета поясные, под изображением предполагаемого пророка Давида находится выступающая пята апсидной арки. Верхняя фигура написана в красных и оранжевых тонах, голова — на тускло-синем фоне. На простенке справа от апсиды видны остатки стоящей в полный рост фигуры святого в темно-красном плаще и голубой тунике. На уровне головы находится полоса тускло-синего фона. В свое время архиепископ Гавриил писал об изображенном здесь пророке Ионе, к которому также была приписана греческая надпись. Ниже «Деисуса», во втором ярусе, посредине апсиды, была изображена сцена «Богоматерь с Младенцем», точнее – Икона Знамения Пресвятой Богородицы (Одигитрия) с надписью на греческом языке Μήτηρ Θεού (Богоматерь). Ныне она полностью утрачена. Несколько ниже, по сторонам Иконы Знамения, представлена сцена «Тайная вечеря», или «Евхаристия», в диптихе: слева – причащение вином, справа – хлебом. Сюжет представлен с двойным изображением Христа: справа – стоящего при престоле с чашей в руке, с подступающими к Нему шестью апостолами, слева – преподающего Тело и благословляющего шестерых других апостолов. Изображения Христа плохо сохранились, но по контуру можно предположить, что Его лик в обоих случаях обращён к апостолам. Фигуры апостолов обращены к центру композиции. Их нимбы написаны охрой и очерчены красно-белой линией. Позади Христа с обеих сторон представлен киворий на тонких колоннах. Над головами апостолов видны различные строения. Правая сторона росписи полностью утрачена, видны лишь полустертые куполообразная сень кивория, голова Христа и кровля рядом находившегося портика. Фрагмент в центре апсиды утрачен из-за повреждения стены и осыпания штукатурки. Все лики изображенных персонажей стерты. «Евхаристия» написана иначе. По заключению Э. М. Корхмазян, манера художника «более плоскостная, фигуры приземисты, лики близки по типам к восточным образцам. Больше уделено внимания линиям и контурам. Сравнительно с живописно трактованными фигурами «Деисуса», эти выполнены в более графической манере». На откосах окна, открытого в апсиде, сохранились изображения архангелов. Фрески нижнего регистра имеют подписи на греческом языке. Роспись нижнего яруса в конхе не сохранились (небольшие фрагменты не позволяют судить об их сюжете). По догадке Д. Маркова, там могли быть изображения святых и двунадесятых праздников. Значительный фрагмент росписи на западной стене, слева от входа, представляет сцену Страшного суда и ада. Над входом просматриваются остатки «Престола уготованного» и фигуры стоящего слева ангела в светлом, видимо розовом одеянии, серафима, фигуры в светлом хитоне с молитвенно сложенными руками (сохранилась центральная часть). Здесь же были изображения обнаженной фигуры в набедренной повязке и нескольких фигур в одеяниях. Слева от входа сохранился фрагмент с фигурой Иуды в когтях Сатаны и грешниками в аду (в виде множества ликов в потоках адского пламени). Роспись, как и в апсиде, была разделена на ярусы красной полосой. Полукруглая со стороны интерьера арка входа была обведена такой же темно-красной полосой. В нижнем ряду ранее различались фрагменты нимба, оперения, неясных ликов. По описанию де Вильнева на западной стене справа от входа было изображение Богоматери с младенцем Христом. По стилю выполнения живопись «Страшного суда» принадлежит менее опытному художнику, что может быть объяснено более поздним её происхождением и расположением в менее значимой части интерьера. На той же западной стене, под самым сводом, на светлом серовато-голубом фоне сохранился рисунок, нанесенный темно-красной краской. Он изображает проросший крест и двух голубей, симметрично стоящих по сторонам креста. Орнамент из гибких стеблей и полупальмет в основном утрачен. Подобный крест с расширяющимися крыльями представлен на фресковой росписи апсиды Мангупского пещерного храма. Живопись имелась и на подпружных арках свода. На ближайшей ко входу арке, над северной консолей, изображен воин в наброшенном на плечи плаще и в доспехах, надетых поверх туники. Четко виден контур рисунка, но красочный слой сохранился плохо. Арка по контуру была обведена темно-красной полосой, на боковых сторонах видны остатки сине-красного орнамента из треугольников, изображенных зигзагообразной линией. Интересен сюжет полностью утраченной к настоящему времени роспись на южной стене. Просматривались круп белого коня и ноги сидящего на нем всадника в плаще. Под ногами коня – изображение человека в остроконечном головном уборе, с гиматием на плечах, одетого в широкое облачение. Он изображен лежащим на спине, с поднятой правой рукой. Д. Марков предполагал в образе всадника Георгия Победоносца. По версии Е. Айбабиной и С. Бочарова, это сюжет мученичества какого-то святого. Между тем более вероятным представляется распространённый мотив «Чуда Святого Димитрия о царе Калояне». Согласно легенде, в 1207 году Святой Димитрий, чудесным образом явившийся в шатре царя-завоевателя, нанёс ему смертельную рану. Иконография этого сюжета предполагает присутствие Святого Дмитрия на коне. В данном случае он сдерживал коня уздой, зажатой в руке. Конь задними ногами попирал поверженного человека в кольчуге и плаще. Судя по расположению и характеристикам, эта роспись также имела относительно позднее происхождение.
Библиография:
1. Айбабина Е. А., Бочаров С. Г. Об атрибуции одной из средневековых церквей в Феодосии // Stratum plus. Кишинев, 2000. № 5, с. 425-436. 2. Айбабина Е. А., Бочаров С. Г. Греческие церкви средневековой Каффы // Православные древности Таврики. Сборник материалов по церковной археологии. Киев, 2002, с. 211 - 233. 3. [Богуш С. С.]. История царства Херсонеса Таврийского, сочиненная Станиславом Сестренцевичем Богушем. Т. II. СПб., 1806. 4. Гавриил, архиепископ Херсонский и Таврический. Остатки христианских древностей в Крыму. Уезд феодосийский // ЗООИД. Т. I. Одесса, 1844, с. 320 - 328. 5. Кёппен П. Крымский сборник. О древностях южного берега Крыма и гор Таврических. СПб., 1837. 6. Корхмазян Э. М. О времени постройки армянской церкви Св. Стефана в Феодосии // ВОН (Вестник общественных наук АН Арм. ССР). № 2. 1975, с. 90 - 97. 7. Корхмазян Э. М. Армянская миниатюра Крыма. Ереван, 1978. 8. Марков Д. Древнегреческая церковь в Феодосийском карантине // ИТУАК. 1912. № 48, с. 187 - 195. 9. Микаелян В. А. История армянской колонии в Крыму. Ереван, 1964 (на арм. яз.). 10. Об остатках древних армянских церквей в Феодосии. Статья в журнале «Радуга», 1860 г. / Т. Э. Саргсян // Историческое наследие Крыма. № 14. Симферополь, 2006., с. 13 - 21. 11. Погодин М. Феодосия и Судак // ЗООИД. Т. VIII. Одесса, 1872, с. 301 – 307. 12. Саргсян Т. Э. О численности армянских духовных центров Кафы–Феодосии // Историческое наследие Крыма. № 21. Симферополь, 2008, с. 22 - 46. 13. Саргсян Т. Э. Из истории Армянской церкви в Крыму и в Поволжье в XIV–XV вв. // 300 лет Российской и Ново-Нахичеванской епархии Армянской Апостольской Церкви. Исторический путь и современность. 1717–2017. Москва, 2018, с. 287 – 306. 14. Халпахчьян О. Х. Архитектура крымских армян / Сост. Т. Э. Саргсян. Симферополь, 2019. 15. Balard М. La Romanie Génoise (XIII-début du XV e siècle). Roma, Geneva, 1978. 16. [Villeneuve]. Album historique et pittoresque de la Tauride, par E. de Villeneuve. Paris, 1853.
